Новелла Матвеева Любви моей ты боялся зря - Не так я страшно люблю. Мне было довольно видеть тебя, Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой, Иль просто был неизвестно где, Мне было довольно того, что твой Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость, Ты умчался, новой судьбы ища, Мне было довольно того, что гвоздь Остался после плаща.
Теченье дней, шелестенье лет, Туман, ветер и дождь. А в доме события - страшнее нет: Из стенки вынули гвоздь.
Туман, и ветер, и шум дождя, Теченье дней, шелестенье лет, Мне было довольно, что от гвоздя Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез Под кистью старого маляра, Мне было довольно того, что след Гвоздя был виден вчера.
Любви моей ты боялся зря. Не так я страшно люблю. Мне было довольно видеть тебя, Встречать улыбку твою.
И в теплом ветре ловить опять То скрипок плач, то литавров медь... А что я с этого буду иметь, Того тебе не понять.  | |
Душа вещей
Люблю дома, где вещи не имущество, Где вещи легче лодок на причале. И не люблю вещей без преимущества Волшебного общения с вещами
Нет, не в тебе, очаг, твое могущество: Хоть весь дровами, точно рот словами, Набейся - я не обожгусь еще, Не будь огонь посредником меж нами.
Мне скажут: брось мечты, рисуй действительность, Пиши как есть: сапог, подкову, грушу... Но есть и у действительности видимость, А я ищу под видимостью душу.
И повторяю всюду и везде: Не в соли соль. Гвоздь тоже не в гвозде.
Фокусник Ах ты, фокусник, фокусник-чудак! Ты чудесен, но хватит с нас чудес. Перестань! Мы поверили и так В поросенка, упавшего с небес. Да и вниз головой на потолке Не сиди - не расходуй время зря! Мы ведь верим, что у тебя в руке В трубку свернуты страны и моря. Не играй с носорогом в домино И не ешь растолченное стекло, Но втолкуй нам, что черное - черно, Растолкуй нам, что белое - бело. А ночь над цирком такая, что ни зги; Точно двести взятых вместе ночей... А в глазах от усталости круги Покрупнее жонглерских обручей. Ах ты, фокусник, фокусник-чудак, Поджигатель бенгальского огня! Сделай чудное чудо; сделай так, Сделай так, чтобы поняли меня!
Жемчужина
В коралловом лесу жемчужина живет, Похожая на капельку тумана. Баюкает ее столетья напролет Жужжанье голубого океана.
Занятно, что ее когда-нибудь найдет Ловец жемчужин: цепкий, как лиана, Цейлонец или сын чужих широт. Могучий, точно хвост Левиафана.
Кто скажет? - велика ль, мала ль ее цена Там, под водой, где цен не назначают? В сияние свое, как в сон, погружена, Опасности она не замечает.
Но цену ей дадут. И сны ее - ценой - Спугнут. А эти сны - ценней ее самой.
Лики льда
Как зима беспредельна! У льда одного - сколько ликов! Кувыркающихся, составляющихся из бликов, Задирающих бровь, недовольных, зеленых, грозящих, Пропускающих свет и скольженье лучей тормозящих...
С убегающим взглядом, вертящихся, как на шарнирах, Акварельных, игрушечных, радужных, линзообразных... Сколько ликов и видов! То сыростью нежных и сирых, То по-царски алмазных, то нищенски-бедных и грязных...
Пушки солнца палят. Разрываются блеска снаряды. Поднимаются в воздух сверканья лежалого склады, И лучей арсеналы взрываются. Но молчаливы, Но безмолвны, беззвучны, безгласны их залпы и взрывы...
Сколько ликов у льда! Он подобен, вертясь перед вами, Отражению в ложке, в зрачке, в колесе, в самоваре. Но его отражения - сжатей, подавленней, глуше: Будто издали, искоса в зеркало смотрятся души, Подойти не решаясь и честно в стекло поглядеться.
Чтобы глянуть прямее им надобно долго вертеться, Приспосабливаться, пристраиваться, переминаясь, Уменьшаясь, кончаясь, вытягиваясь...Начинаясь От другого конца...И, как зонт осьминога, сминаясь...
Ну а что, если вдруг остановится скользкая рама? И фантомы зимы подойдут и посмотрятся прямо? И откроешь, дрожа, что и вечность не беспредельна? Я люблю эту даль. Я боюсь этой дали смертельно!
Сколько ликов у льда! Он бывает пустым, облегченным, Серым, сетчатым, перистым, мокрым, весенним, сеченым, Черным, пильчатым, ржавым, дыханьем тепла омраченным, Мутным, грозным, слепым...С чем-то красным, внутри запеченным...
В поздних сумерках бурая льдина гнетет, беспокоя: Что за душная тень угнездилась в холодном и светлом?! Как растает, - вернуться, вглядеться, узнать: что такое... Может статься, весной наважденье развеется с ветром?
Но всегда по весне забываешь о каверзной льдине, И, скорей чем о льдине, о тени в ее середине, И, скорей чем о тени, о месте, где, словно с пожара Головня остекленная, - странная льдина лежала... О зиме без конца, о тоске без конца и начала И о всей многоликости льда...
 Река текла как дождь, лежащий на боку...
Река текла как дождь, лежащий на боку, А дождик шел, как речка в вертикали, И мост подныривал подобно поплавку, Когда струи по нем перетекали.
Казалось: из руки выскальзывает меч; Волна то прятала настил, то обнажала... Дождь высказался, смолк, но дождевую речь Всю ночь река вела и продолжала.
Пойти проведать ночь? Лопух водой налит. Во мгле не разглядишь, но тронешь и припомнишь В зубцах и в капельках зелено-синий лист - Прикушенно-алеющий шиповник...
Сад свищет свежестью, как нитка в полотне, Сирень ноздрится в шахматных деленьях, Жасмин белеется в мучнистой полутьме Из-под сырых расплывчатых деревьев.
Сойду к реке: не захлебнулся ль мост? Деревья пререкаются во мраке, Тьмы черных листьев трутся между звезд, Как толпы человечков из бумаги.
Из черной же. Высоко в темноте. Они гарцуют, пляшут, шьют, дерутся, Пьют, валятся с коней... Но в близости к воде Расступятся, как карты разберутся.
ВЫ ДУМАЛИ... Вы думали, что я не знала, Как вы мне чужды, Когда, склоняясь, подбирала Обломки дружбы. Когда глядела не с упреком, А только с грустью, Вы думали - я рвусь к истокам, А я-то - к устью. Разлукой больше не стращала. Не обольщалась. Вы думали, что я прощала, А я - прощалась. Она умеет превращаться
Смотри! Полосатая кошка На тумбе сидит, как матрёшка! Но спрыгнет – и ходит, как щука, Рассердится – прямо гадюка! Свернётся – покажется шапкой, Растянется – выглядит тряпкой… Похожа на всех понемножку. А изредка – даже… на кошку! Вероятно, труднее всего Превратиться в себя самого.
 |
